«Кризис появился еще до коронавируса»
Значительная часть европейского бизнеса надеется, что США всё же не введут санкции из-за «Северного потока – 2», поскольку от них пострадает весь ЕС. Об этом заявил председатель совета директоров Банка Интеза Антонио Фаллико. Он призвал не драматизировать тему коронавируса и сосредоточиться на преодолении торговых конфликтов, так как, по его словам, охватывающая рынки неопределенность страшнее, чем сами санкции и тарифные войны. Почему Банк Интеза не собирается уходить из России и чем наш пармезан отличается от итальянского, банкир рассказал в интервью «Известиям».
— США заявили, что готовят новые санкции из-за «Северного потока – 2». Насколько я понимаю, Банк Интеза интересовался этим проектом. Насколько это осложнит ситуацию?
— Банк Интеза — исторический партнер «Газпрома», мы с большим вниманием относимся к его проектам, они всегда представляют огромный коммерческий интерес. Но поскольку Банк Интеза — часть международной банковской группы «Интеза Санпаоло», мы не можем финансировать проект, находящийся под санкциями.
Американцы, с одной стороны, проявляют большую настойчивость. С другой, и Германия как главный интересант «Северного потока – 2» занимает очень последовательную позицию и настаивает на завершении строительства и пуске трубы. Иностранные компании, например, австрийская OMV, уже сделали большие инвестиции и хотели бы, чтобы «Северный поток – 2» был закончен. Швейцарская Allseas вышла из него и отвела свои суда от места укладки труб, и нужно понять, на каком этапе всё находится. Поэтому большая часть европейских компаний, так или иначе связанных с этим проектом, как мне кажется, надеется, что США не будут очень настаивать на новых санкциях, потому что подобная ситуация наносит ущерб не только Германии, но и ЕС в целом.
— Сейчас многие центробанки предупреждают, что торговые войны — это один из главных рисков для глобальной экономики. Кто сильнее всего от них пострадает?
— Торговые войны никогда не помогали экономике. Невозможно сказать, кто проиграет, а кто выиграет, но можно попытаться оценить ущерб. Хочу напомнить, что первыми против России санкции ввели США, а потом уже ЕС. И у России поначалу были проблемы из-за падения курса рубля и снижения цен на нефть, но потом экономика — в целом российская экономика — адаптировалась к новой ситуации. Для европейских предприятий все это также не прошло безболезненно. Некоторые аналитики оценивают потери бизнеса ЕС в €50 млрд.
Однако более ощутимы непрямые последствия санкций, которые возникают, когда политический климат становится неопределённым. И они наносят даже больший ущерб, чем сами санкции. Это выражается в охлаждении деловых отношений, замедлении прироста взаимных инвестиций и т.д.
— Ещё один риск, который сейчас все обсуждают, — коронавирус. Как вы считаете, не станет ли он тем самым «черным лебедем», который плывет в глобальную экономику?
— Я бы не драматизировал эту тему. Игнорировать ее нельзя, но давайте будем реалистами. Если смотреть на эту проблему в абсолютном измерении, то это, конечно, большое несчастье. Более 2 тыс. человек погибло, более 80 тыс. инфицировано. Но эпидемия изолирована, выздоровевших гораздо больше, чем скончавшихся. Вспышка действительно наносит ущерб населению и экономике Китая, а также многим глобальным компаниям, у которых есть производство в этой стране, поскольку сейчас оно остановлено.
Я знаком со многими прогнозами. Часть из них обещают, что мировой ВВП снизится из-за коронавируса на 1 п.п.. Однако я не понимаю, на основании чего делаются такие выводы. О кризисе мировой экономики говорить в связи с этим не приходится, потому что его порождают структурные причины, а не эндогенные факторы. Коронавирус может ухудшить ситуацию, подтолкнуть рецессию. Однако не сама болезнь порождает кризис: он уже есть и появился еще до распространения инфекции. Именно это нужно принять во внимание.
— В России по итогам 2019 года инфляция составила 3%, и все говорят, что для роста это очень мало. Может ли экономика нормально развиваться в таких условиях?
— Я не верю в догмы. Что такое инфляция? В случае России — это ситуация, когда спрос превышает предложение на 3%. С идеей, что любой экономике для роста нужна высокая инфляция, я совершенно не согласен. Посмотрите на ситуацию в Европе, где деньги стоят минус 0,25%. Инфляция, прямо скажем, низка. Для того чтобы ее разогнать, ЕЦБ провел несколько серий количественного смягчения. Рынок был залит ликвидностью в огромных объемах, но куда эта ликвидность делась? Она оказалась в гособлигациях. Очень мало живых денег поступило в реальную экономику. Инфляция — это следствие, не причина.
— Уже несколько лет звучит тема дедолларизации, и в России, и в глобальной экономике. Как вы полагаете, увидим ли мы лет через 10–15 переход на другие валюты в расчетах? И какие секторы экономики готовы к этому лучше всего?
— Доллар стал резервной валютой в 1971 году после соглашения об отмене «золотого стандарта». Сегодня 70% международного товарооборота приходится на доллары, но за последние годы американская валюта несколько пунктов в глобальном товарообороте потеряла. Мы находимся в начале процесса, который будет длительным. Он должен начаться с крупных сделок в расчетах за нефть. Россия пытается это делать, в частности, с Китаем. Но многое будет зависеть от позиции крупных международных игроков. Трудно представить себе, что в ближайшие 10 лет роль доллара в глобальных расчетах заметно снизится.
— Великобритания, которая долгое время оставалась финансовым центром мира, все-таки выходит из ЕС. Видите ли вы переток капитала из Лондона в другие европейские страны?
— И европейские, и американские банки заранее подготовились к этому. Многие переехали в Берлин, Париж или Вену. Другие, конечно же, снизили долю присутствия в Великобритании, но при этом Лондон остается важной экономической платформой.
— Как вам видится, нет ли причин считать, что отношения Москвы и Брюсселя могут потеплеть?
— Предыдущий состав Еврокомиссии не посчитал нужным даже предоставить официальный ответ на запросы Евразийскому экономическому союзу о сотрудничестве. Старая стратегия, которая была выработана Европой для работы с Азией, не включала в себя Россию и ЕАЭС. Сегодня она пересматривается. Сама Урсула фон дер Ляйен (председатель Еврокомиссии. — Известия) искала возможности встречи с президентом РФ Владимиром Путиным. Это дает надежду, что точка зрения президента Франции Эммануэля Макрона о необходимости пересмотреть отношение к России не осталась незамеченной. Ассоциация «Познаём Евразию», которую я возглавляю, — маленькая, я бы даже сказал, крошечная, но мы видим со стороны ЕС гораздо больше внимания по отношению к себе.
— Многие зарубежные банки после кризиса 2008 года, а затем из-за санкций, из России ушли. «Интеза Санпаоло» свою «дочку» в РФ, однако, сохранила. Каковы дальнейшие планы?
— Мы оказались в небольшом числе иностранных банков, которые решили остаться. Наша работа основана на бизнесе и понимании, что Россия — это наш стратегический партнер. У нас универсальный банк, бизнес-модель предполагает работу с розницей, малым и средним бизнесом, обслуживание корпоративных клиентов, инвестиционный банкинг. К счастью для нас, некоторые конкуренты ушли с российского рынка, поэтому наш бизнес растет. В корпоративном бизнесе для нас приоритет — энергетика. Как классическая, так и инновационная. Второй блок — это инфраструктура, от железных и автомобильных дорог до телекоммуникаций. Третий блок — это инновационные технологии. Мы с радостью финансируем компании, которые внедряют их в собственное производство, в первую очередь это касается медицины и исследований генома человека.
— В России за последние годы число банков сильно сократилось: у проблемных организаций Банк России отзывает лицензии или берет их на санацию. В Италии были сходные проблемы, и в результате, и у вас, и у нас банки укрупняются. Что лучше для экономики: сохранять проблемные банки ради конкуренции или присоединять к более сильным, хотя рынок будет монополизироваться?
— Российская банковская система — здоровая и эффективная. Нужно в первую очередь смотреть на размеры кредитных организаций, у которых возникают проблемы. Если банк системно значимый, если он вносит весомый вклад в экономику страны, невозможно его просто взять и закрыть. Если же речь идет о карманных банках, чьи владельцы открывают их лишь для того, чтобы что-то спрятать, то, конечно, они должны быть сразу ликвидированы. У нас тоже банки укрупняются, и есть, конечно, проблемы — нужно быть идиотом, чтобы их не видеть. Тем не менее, итальянская банковская система очень устойчива.
— После того как Россия ввела санкции в ответ на ограничения ЕС, в наших магазинах итальянский пармезан исчез, зато начали производить российский. Вы его пробовали?
— Я его попробовал еще в конце 2014 года. Я был в Новосибирске и один из местных предпринимателей к моему огромному удивлению принес мне кусочек. Я визуально не понял, что это именно пармезан, сразу его не признал. А после того как я дал его настоящим ценителям на пробу, они сказали, что это пармезан, но невыдержанный, незрелый. Поэтому вам там тоже долгий путь предстоит. Но что касается других сыров, которые производят в России, то что-то уже делают очень достойно — моцареллу, например. Пока не попробовал, не верю, что это можно сделать, потому что я, как и многие, остаюсь рабом предрассудков.
Татьяна БОЧКАРЕВА