Нездоровая санация: почему российские банки продолжают накапливать риски

Недавний Международный финансовый конгресс в Санкт-Петербурге был отмечен не только обсуждением причин текущей экономической стагнации; на нем представители ЦБ объявили о завершении санации банка «Открытие» — самой большой в российской истории по затраченным средствам. В контексте этого события и выставления к бывшим собственникам банка рекордного иска на 289,5 млрд руб. хотелось бы обратиться к некоторым особенностям национальной борьбы с проблемными банками.

Вопросы собственникам

Нет никаких сомнений в том, что российская банковская система претерпела за последние годы серьезные изменения. Со времени прихода Эльвиры Набиуллиной к руководству Банком России общее число кредитных учреждений уменьшилось на 489 штук, или более чем вдвое. Были поставлены рекорды по размеру дыр в балансах ликвидируемых банков и, соответственно, по масштабам затрат на их поддержку: если в 2011 году санация Банка Москвы обошлась в 400 млрд руб., то уже упоминавшееся спасение «Открытия» в 2017-м — в 1,07 трлн. Расчистка банковской системы потребовала отказа от привычных (но малоэффективных и рискованных) санаций и перехода к фондированию проблемных финансовых структур из средств Фонда консолидации банковского сектора (ФКБС), экстренно созданного в 2017 году. При этом как сокращение числа малых и средних частных банков, так и фактическая национализация тех крупных кредитных учреждений, которые оказались на грани банкротства, привели к росту доли банков с принадлежащим государству контрольным пакетом акций более чем до двух третей cовокупных активов банковской системы.

Проблемы российских банков, на наш взгляд, существенно отличаются от тех, с которыми периодически сталкиваются кредитные учреждения в развитых странах. Последние страдают прежде всего от попыток их руководства максимизировать доходность операций через вложения в рискованные активы (акции только выходящих на рынок компаний, сомнительную недвижимость, деривативы, долговые бумаги развивающихся стран), подтверждением тому служит синхронизация банковских кризисов с циклическими. Российские же чаще рушатся из-за злонамеренных действий собственников и менеджеров (участия в схемах отмывания денег, кредитования собственных бизнесов, банального мошенничества и воровства), на это, в частности, указывает и полное отсутствие корреляции между состоянием реального сектора и проблемами банков. В США, например, из 50 крупнейших банкротств с 1960 года 24 случая пришлось на 2008–2010 годы, 20 — на 1989–1991 годы и два — на 1973–1974 годы, то есть лишь менее 10% банков разорилось вне контекста крупных финансовых кризисов; в России же кризис 2008–2009 годов вообще не сопровождался банковскими коллапсами, но с 2011 по 2018 год разорилось или было спасено государством от неминуемого краха более 20 банков из топ-100.

Спасение российских банков за счет АСВ, ФКБС и Банка России, предоставлявшего масштабные кредиты банкам-санаторам на нерыночных условиях (можно вспомнить кредит на 295 млрд руб. под 0,51% на десять лет, полученный в 2011 году ВТБ для инкорпорирования в свою структуру Банка Москвы), обходится очень дорого. По состоянию на начало 2019 года сумма выплат по линии системы страхования вкладов с начала ее функционирования достигла 1,92 трлн руб., а Банк России влил в банковский сектор более 2,5 трлн только в 2017–2018 годах. Первые оценки масштаба проблем, делавшиеся после введения в банках внешнего управления, как правило, не подтверждались в дальнейшем: после отзыва лицензии дыры в балансах вырастали в несколько раз, а успехи в возвращении активов остаются достаточно скромными.

Вопросы аудиторам

Здесь стоит признать, что во всем мире надзорные органы допускают серьезные просчеты в своих оценках состоятельности тех или иных компаний, однако когда доходит до угрозы банкротства, регуляторы возбуждают расследования не только в отношении менеджеров, но и в отношении аудиторов или тех структур, которые оказывали проблемной компании юридические и консультационные услуги. При этом и первым, и вторым предъявляются финансовые, а не уголовные претензии. Можно вспомнить, как в США после краха Enron и WorldCom в 2001–2002 годах крупная аудиторская компания Arthur Andersen столкнулась с перспективой столь масштабных исков, что свернула свою деятельность. По итогам кризиса 2008–2009 годов, когда выяснилось, что рейтинговые агентства и аудиторские компании скрывали реальные риски инвестиций в переоцененную недвижимость и обосновывали устойчивость банков, вкладывавших деньги в ненадежные деривативы, суммарные выплаты аудиторов и рейтинговых агентств регуляторам и клиентам банков составили несколько миллиардов долларов.

В России крупные банки, долгое время сдававшие отчетность по МСФО, годами пользовались услугами уважаемых аудиторских компаний. Но вопреки самым позитивным оценкам уже через год живучесть этих банков зависела только от ЦБ.

Конечно, практически всякий раз к аудиторам направлялись проверки, и даже предпринимались попытки возбудить уголовные дела — однако ни одного так и не открыли. Естественно, тут же появлялись мнения экспертов о том, что аудиторы вполне могли быть не в курсе проблем банков вплоть до момента их краха, но все это говорит лишь о том, что реального аудита не проводилось, а международные компании зарабатывали исключительно на «аренде» своего имиджа. Вопрос, который хочется адресовать прежде всего Банку России, заключается в том, почему в адрес этих компаний не выдвигалось чисто финансовых претензий в связи с соучастием во введении регулятора в заблуждение. Ведь если бы подобная практика, давно сложившаяся в США и Европе, стала для России чем-то привычным, регулятор смог бы получать тревожные сигналы еще тогда, когда значительная часть проблемных активов банков оставалась именно проблемной, а не безнадежной.

На наш взгляд, ЦБ мог бы вчинить иски в порядке солидарной ответственности аудиторским компаниям, клиентами которых выступали крупнейшие банки, столкнувшиеся в последние годы с «непреодолимыми финансовыми трудностями», и начать с ними тяжбы. Судя по мировому опыту, такие дела чаще всего закачиваются досудебными соглашениями и выплатой штрафа (нелишнего для пополнения бюджетов АСВ и ФКБС). Это стало бы важным сигналом для рынка: не будем забывать, что аудиторские заключения выносятся отнюдь не только в отношении финансовых организаций, и подобный шаг существенно взбодрил бы весь рынок аудиторских услуг в России.

Кроме того, хотя с 2010 года аудиторская деятельность в России перестала лицензироваться, с учетом недавних событий стоит изменить данный порядок и отдельно выделить аудит финансовых организаций, уполномочив ЦБ выдавать лицензии на его проведение. Мы рискнули бы пойти еще дальше и предложить задуматься о софинансировании регулятором аудиторских проверок банков — в этом случае хотя бы частично можно было бы отойти от порочной практики, когда за нужный кредитный рейтинг или за благосклонный аудит платит исключительно сам заказчик (что активно критиковалось в развитых странах еще после кризиса 2008–2009 годов).

Банковская система России сейчас кажется устойчивой, но, на наш взгляд, в ней продолжают существовать изъяны, чреватые существенными рисками, заметно отличающимися по своей природе от тех, что присутствуют в финансовых институтах западных стран.

Владислав ИНОЗЕМЦЕВ, директор Центра исследований постиндустриального общества

Александр ЛЕБЕДЕВ, председатель совета директоров «Национальной резервной корпорации»