По второму кругу: стал ли обвал рынков предвестником нового кризиса

9 марта на мировых фондовых биржах случился новый «черный понедельник» — котировки рынка акций в Америке, Европе и Азии рухнули на 5–7%. Падение оказалось самым сильным и всеобъемлющим с кризиса 2008 года. В связи с этим возникли опасения о том, что кризис 12-летней давности, один из самых тяжелых в истории, может повториться. Действительно, некоторые сходства нынешней и тогдашней ситуации есть, но в целом различия гораздо глубже. Сравнение 2020 и 2008 годов в мировой экономике — в материале «Известий».

Председатель европейского Центробанка Кристин Лагард 10 марта предупредила, что если в краткие сроки власти ЕС не примут энергичные меры по поддержке экономики и финансового сектора союза, то Европу ждет повторение глобального финансового кризиса. Как видим, тревожные настроения широко распространяются не только у широкой публики или экспертного сообщества, но и среди лиц, принимающих решения. И всё-таки есть основания считать, что по крайней мере на данный момент дела обстоят не настолько плохо.

Первое важное отличие нынешней ситуации заключается в том, что в современной мировой финансовой системе нет явного слабого места, триггера, который может запустить кризис. Во второй половине 2000-х годов таковым был американский рынок недвижимости. Во-первых, цены на нем достигли непомерных уровней (в начале 2007 года медианная стоимость дома составила $280 тыс., что до сих пор является рекордом даже с учетом инфляции), а во-вторых, возник мощный пузырь низкокачественной (сабпрайм) ипотеки, которая составила 20% от всех выданных в США жилищных кредитов. Обрушение этого рынка в конце 2007 – начале 2008 года сотрясло всю финансовую систему и оказалось настолько сильным, что смогло запустить эффект домино повсеместно.

Сейчас проблем такого масштаба нет. Рынок недвижимости снова стал энергично расти, но стоимость жилья всё же пока отстает от рекордных показателей. Причем если в 2000-е годы ипотечный пузырь затронул практически все развитые и немалую часть развивающихся стран мира, то в конце 2010-х признаки перегретости есть только на отдельных рынках (к примеру, в России недвижимость стагнирует уже не один год).

Второе ключевое отличие — состояние банковской системы. К концу 2000-х из-за интенсивного дерегулирования, длившегося почти два десятилетия, крупнейшие системообразующие банки находились в крайне неустойчивом состоянии. Даже если оставить за скобками махинации по завышению стоимости активов, они были колоссально перегружены долгом и практически не имели буфера для защиты от финансовых потрясений. На начало 2008 года средний показатель достаточности капитала (то есть соотношение капитала и объема активов) составлял у американских банков 2,5 к 100, а у рухнувшего в сентябре 2008 года Lehman Brothers — 1,9:100. У европейских банков ситуация была немногим лучше.

За минувшие 12 лет банкиры и финансовые власти позаботились о том, чтобы защитить себя от повторения краха-2008. Показатели достаточности капитала выросли втрое и достигли 7–8%. Не последнюю роль тут сыграло введение правил «Базель-2» и «Базель-3», предполагавших более жесткое регулирование и саморегулирование банковской системы. Риски безответственного инвестирования и кредитования с тех пор заметно снизились. Вероятность, что банкам не хватит капитала в случае неприятностей на финансовом рынке — тоже. Таким образом, мировая банковская система сейчас с большей вероятностью может стать барьером на пути кризисных явлений, а не усилить их, как в конце 2000-х.

Хотя падение цен на нефть для многих стран становится серьезной проблемой, с точки зрения мировой экономики в целом это скорее позитивное явление. В 2008 году стоимость «черного золота» достигла абсолютного рекорда в $148 за баррель, перекрыть который не удается и по сей день. Супердорогая нефть и нефтепродукты дополнительно ударили по кошельку потребителей, вынуждая их еще сильнее снижать расходы, и лишь усиливали панический настрой. В последние годы нефть котировалась намного ниже, даже в пиковые моменты, слегка касаясь отметки в $80 за баррель.

Сейчас, когда нефть стоит дешевле $40, потребители могут сэкономить на дешевом топливе, чтобы приобрести еще что-то и тем самым поддержать экономику рублем, долларом или иеной. Для нефтедобывающих стран всё тоже не столь катастрофично. Например, Россия отлично научилась компенсировать убытки от удешевления нефти снижением курса рубля, что позволяет сохранить бюджетный баланс.

Разумеется, у явления дешевой нефти есть и «темная сторона». Проблемы у нефтяных компаний могут сами вызвать цепную реакцию в смежных отраслях и финансовом секторе в целом. Рикошетом они ударят и по компаниям, занимающимся «зеленой энергетикой», которая и так с трудом выдерживала конкуренцию с традиционными отраслями. Однако в сумме для большинства стран эффект от удешевления энергоносителей будет скорее положительным.

Наконец, власти тоже неплохо выучили уроки «Великой рецессии». В вышеупомянутом предложении Кристин Лагард, как и в антикризисных инициативах президента США Дональда Трампа, есть множество превентивных шагов как монетарного (смягчение денежно-кредитной политики, снижение ставок), так и фискального (снижение налогов, введение стимулирующих мер) характера. Для сравнения, правительства и регуляторы забили тревогу, когда стало уже слишком поздно. Крупнейший в истории пакет стимулирующих мер в США, к примеру, был внесен в конгресс уже после развертывания острой фазы кризиса в октябре 2008 года. Сейчас до массовой паники и обвала всё еще далеко, но большинство мировых государств находятся в положении «низкого старта», и, обжегшись на молоке, дуют на воду.

Разумеется, говорить, что современная ситуация только в выгодную сторону отличается от предкризисной в 2007–2008 годах, будет несправедливо. Есть ряд параметров, по которым дела обстоят не лучше, а порой и хуже, чем 12 лет назад. Достаточно взять масштабный пузырь на фондовом рынке. Из-за 10 с лишним лет сверхнизких ставок многие компании в США и Европе оказались переоцененными. В норме соотношение цены акций и прибыли компаний составляет 12–15 к одному. Если оно сильно выше 20, то это свидетельствует о некотором перегреве рынка. Сейчас в среднем котировки американских акций превышают прибыль в 30 раз, а для компаний технологического сектора это соотношение достигает 70 и даже 80 к 1. Эта ситуация определенно нездоровая, и она может иметь свои последствия.

Не стоит забывать и о разразившихся в последние пару лет торговых войнах между крупнейшими державами. 12 лет назад мало кто сомневался, что центральные банки и правительства синхронизируют свои действия в борьбе с кризисом — и действительно, так оно и произошло. Сейчас принцип «спасение утопающих — дело рук самих утопающих» может оказаться куда более популярным, в результате чего каждая страна будет выбираться сама по себе. К этому можно добавить рост госдолга (с 70 до 100% ВВП в развитых странах), появление системы «теневого банкинга» — особенно это касается Китая, ограниченность ЦБ в средствах воздействия на рынки из-за и без того низких ставок и ряд других проблем.

В то же время эти угрозы носят скорее долгосрочный характер и могут скорее усугубить течение кризиса, чем спровоцировать его. Кроме того, в деглобализации и усилении тарифного регулирования могут быть и свои неожиданные плюсы, так как меньшая взаимозависимость экономических систем понижает «заразность» кризисных явлений.

Что касается России, то на данный момент она также выглядит более устойчивой перед лицом кризиса, чем в 2008 году. Благодаря бюджетному правилу резкий спад цен на нефть может оказать довольно ограниченное воздействие на национальную экономику. К 2020 году сформированы довольно мощные резервы ($150 млрд в ФНБ), тогда как зависимость от иностранных кредитов понижена. Общая сумма внешнего долга (включая корпоративный) полностью перекрывается золотовалютными резервами. Фондовый рынок сложно назвать перегретым, нет и переоцененности недвижимости. По сути, в России сейчас нет пузырей, которые могут лопнуть.

Ценой такой устойчивости стали пять последних лет крайне анемичного роста. Власти сознательно взяли курс на меры жесткой экономии, сопровождаемые суровой денежно-кредитной политикой и строгим контролем над расходами. В итоге России падать особо некуда — и сейчас это становится естественным преимуществом нашей страны.

Дмитрий МИГУНОВ