РБК: Глава Минкомсвязи — РБК: «Интернетизация не означает вседозволенности»

Глава Минкомсвязи Николай Никифоров в интервью РБК рассказал о подготовке к вступлению «закона Яровой», регулировании блокчейна, а также прокомментировал обвинения в адрес российских ИТ-компаний о вмешательстве в политику США.

«Пять лет назад в России интернетом пользовались 46% населения, сейчас — около 75%»

— Отвечает ли действующее российское законодательство тем изменениям, которые происходят в сфере ИТ и связи? Со стороны участников рынка нередко можно услышать, что регулирование не успевает за развитием технологий.

— В России действует одно из самых современных законодательств в области регулирования связи. За последние пять лет нам удалось внедрить множество новых принципов регулирования. Радиочастоты теперь распределяются по прозрачному рыночному принципу — через аукцион, [это позволило] привлечь в бюджет почти 15 млрд руб. Внедрили принцип технологической нейтральности — за счет этого Россия совершила быстрый рывок в развитии технологии 4G, высокоскоростного мобильного интернета. Несмотря на масштабы нашей страны, мы занимаем второе место в мире (лидер — Гонконг. — РБК) по самым низким ценам на мобильный интернет и сотовую связь. Мы оптимизировали плату за частотный спектр: раньше ее взимали с каждой базовой станции, что работало против качества связи и интересов абонентов, потому что оператор старался ставить поменьше базовых станций. Теперь плата взимается по территориальному принципу. Таких примеров много.

Первый аукцион на частоты был проведен в 2015 году, до того этот ресурс распределялся по заявкам участников рынка или на конкурсах, что вызывало критику у участников рынка из-за непрозрачности условий.

Принцип технологической нейтральности — возможности развивать другую технологию на выделенных оператору частотах — был введен в 2013 году, когда операторам разрешили строить сети связи четвертого поколения (4G) на частотах в диапазоне 1800 МГц, выделенных для связи 2G. Позже технейтральность внедрили в других диапазонах.

— Но, например, Медиакоммуникационный союз, объединяющий крупнейших операторов связи и медиахолдинги, недавно инициировал разработку инфокоммуникационного кодекса, который должен заменить все существующее законодательство отрасли. Как вы относитесь к этой идее?

— Хорошо, когда индустрия сама вносит предложения о том или ином регулировании. Идея инфокоммуникационного кодекса обсуждалась много раз и пять лет назад, и ранее. Главное, чтобы написание кодекса не стало самоцелью. Нужно понять, как от этого изменится жизнь в стране, какую пользу он принесет гражданам, бизнесу, экономике. Если такие составляющие в этом кодексе есть, он имеет смысл, если нет, то простая перекомпоновка юридических норм вряд ли целесообразна. Давайте дождемся предложений.

То, что мы видим большое количество разных норм, законодательных инициатив, связано с простым фактором — пять лет назад в России интернетом пользовались 46% населения, сейчас — около 75%. Десятки миллионов граждан России все время находятся в онлайн-режиме, выходят в интернет со смартфонов, планшетов и уже не представляют свою жизнь без этого. Меняются целые отрасли. При этом цифровизация, интернетизация, свобода передачи информации не означает вседозволенности. Инициативы законодателей направлены на то, чтобы вопросы безопасности, соблюдения прав и свобод граждан были перенесены в том числе и в цифровую среду.

— Некоторые инициативы в сфере регулирования обходятся участникам рынка достаточно дорого. Например, так называемый закон Яровой (обязывает операторов связи и интернет-компании с июля 2018 года хранить аудиозаписи разговоров и переписку пользователей) потребует от них серьезных затрат, и многие считают этот закон угрозой для всей телеком-отрасли. Вы с этой точкой зрения согласны?

— Мы находимся в открытом диалоге с операторами связи. Да, соблюдение антитеррористических поправок в законодательство потребует дополнительных инвестиций. Для крупнейших операторов речь идет о десятках миллиардов рублей. Весь мир и наша страна оказались в условиях сложной технологической гонки с международными террористическими организациями. Эти поправки — вынужденная мера, которую предложили законодатели, чтобы защитить наших граждан, таким образом мы исполняем закон. Он в любом случае вступит в силу в этом году. Все нормативные акты будут в той или иной конфигурации приняты. Операторы знают, что зафиксировано в этих нормативных актах. Никаких радикальных изменений, связанных с вступлением в силу антитеррористического пакета, нет и не будет.

— При упоминании «закона Яровой», как правило, речь заходит о «большой четверке», но есть малый и средний бизнес, который говорит, что для него это смерть.

— Нормативные акты проходили публичное обсуждение. Нельзя сказать, что кто-то остался в стороне. Капитальные затраты небольших операторов действительно могут быть более чувствительны, но закон гибкий, он позволяет реализовать изменения несколькими способами, в том числе в сотрудничестве с более крупными операторами.

Чем занимается Минкомсвязь

Министерство связи и массовых коммуникаций России (Минкомсвязь) было создано 12 мая 2008 года на базе Министерства информационных технологий и связи. Ведомство занимается регулированием вопросов в сферах информационных технологий (ИТ), электросвязи, почтовой связи, массовых коммуникаций и СМИ, печати, издательской и полиграфической деятельности, обработки персональных данных. В ведении Минкомсвязи находятся Федеральное агентство связи (Россвязь) и Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).

«Американские коллеги хотят обвинить других в том, что делают сами»

— Более полугода в США звучат обвинения в адрес «Лаборатории Касперского», что компания сотрудничает с ФСБ, из-за чего ее продукты не должны использовать американские госорганы: якобы они могут представлять угрозу. Недавно ряд международных ИТ-компаний обвинили в сотрудничестве с российскими ФСБ и Федеральной службой по техническому и экспортному контролю: тот факт, что информация об уязвимостях доступна российским спецслужбам, якобы может нести угрозу для госорганов США, закупающих аналогичные продукты. Могут ли быть основания у таких обвинений?

— Это не объективная оценка реальности, а продолжающаяся внутриполитическая игра. Очень удобно все время показывать пальцем на мнимого внешнего врага, который куда-то вмешивается. Звучит много беспочвенных, даже глупых обвинений, например о сотрудничестве ИТ-компаний с теми или иными спецслужбами. Поверьте, антивирусное программное обеспечение проходит такие сложные экспертизы, что любые закладки и несанкционированное предоставление информации были бы мгновенно выявлены. Никто не стал бы рисковать своим бизнесом ради этого. Давайте посмотрим на то, как обрабатывается информация. В основе есть компьютер, смартфон или планшет, на который установлена операционная система Google Android, Apple iOS, Microsoft Windows или Windows Phone. Они все произведены в США. Действия операционной системы остаются в тени, мы не можем их проследить. Из материалов так называемых разоблачений, которые были опубликованы в последние годы, мы увидели, что, оказывается, все эти компании (Google, Apple и Microsoft) плотно сотрудничают со спецслужбами, в том числе американскими. Они предоставляют незаконный доступ к информации миллионов пользователей (в 2017 году сайт WikiLeaks опубликовал данные ЦРУ США, в которых говорилось о глобальной программе для взлома устройств на операционных системах iOS, Android и Windows, чтобы превращать их в записывающие устройства. — РБК). Незаконный, потому что это не предусмотрено никаким международным правом. Мне кажется, что, когда появляются такие ни на чем не основанные обвинения, американские коллеги хотят обвинить других в том, что на самом деле делают сами.

Россия последовательно выступает за то, чтобы вопросы безопасного интернета, защиты персональных данных граждан были урегулированы на основе международных правовых актов. Мы подготовили конвенцию по безопасному интернету (первый вариант Правил поведения государств в сфере информбезопасности был подготовлен более 15 лет назад). Многие страны выражают солидарность и готовы ее поддерживать. Против таких документов выступают только так называемые западники.

— Есть ли со стороны правительства установка на то, чтобы все программное обеспечение и «железо» для хранения информации в России должны производить только российские компании? Достаточно ли у них мощностей и возможностей — по организации производства ряда компонентов у нас по-прежнему «чистое поле».

— Если речь о протекционизме и создании рынка сбыта в контексте антитеррористического пакета законов, — конечно, он есть. Я уже упомянул, что каждый крупный оператор потратит несколько десятков миллиардов рублей на оборудование для хранения информации, чтобы соответствовать требованиям «закона Яровой». Сегодня степень локализации производства, может быть, не такая большая. Мы действительно не делаем целый ряд компонентов. Глобальное распределение рынка производства высокотехнологичных изделий таково, что мы никогда не будем делать 100% всех компонентов. Будем заниматься нашими ключевые компетенциями — вопросами безопасности. Изначально все операторы взаимодействуют прежде всего с российскими интеграторами, российскими поставщиками конечного продукта.

Мы всегда были против каких бы то ни было ограничений или санкций. Единственное, где действительно применяем протекционизм, — это сфера государственных закупок. Мы считаем, что деньги российских налогоплательщиков не должны идти на приобретение зарубежных программных решений. В 2016 году заработал Реестр отечественного программного обеспечения, сегодня в нем уже более 4 тыс. российских программных продуктов. Мы не запрещаем государственному заказчику приобрести в том числе зарубежный продукт, но он должен объяснить эту необходимость. Антимонопольная служба может отменить тендер, потом с него спросит Счетная палата, возможно, закупкой заинтересуются правоохранительные органы. Благодаря такой мягкой силе протекционизма спрос на российские разработки в сфере программного обеспечения уже увеличился на миллиарды рублей. В России сильная ИТ-отрасль, есть собственные поисковые системы в интернете, социальные сети, разработки в области мобильных операционных систем, всемирно известных антивирусов и т.д. Очень небольшое число стран в мире может этим похвастаться.

«Мы говорим «да» блокчейну»

— Какую позицию занимает Минкомсвязь в вопросе разработки законодательной базы для технологии блокчейн в России? Например, Минфин, также участвующий в проработке этой темы, уже предложил запретить использование криптовалюты как основого «продукта» блокчейна на территории России.

— Блокчейн — одна из ключевых, так называемых сквозных технологий цифровой экономики. Что значит сквозная технология? Она разработана единожды для нужд одной отрасли и может легко применяться во всех остальных. Блокчейн многое может изменить в том, как мы ведем государственный учет, оказываем государственные услуги, защищаем информацию, организуем взаимодействие и т.д. Блокчейн часто путают с таким явлением, как криптовалюта. Когда произносишь слово «валюта», сразу идет пересечение с традиционным банковским законодательством. Но важно отделить блокчейн от этого. Считаю, что «криптовалюта» — некорректный термин, нужно придерживаться технологической терминологии. Наше министерство подготовило проект постановления об аккредитации организаций, которым разрешается выпуск так называемых цифровых токенов. Это некий цифровой товар, который можно покупать и продавать. Нужно определить некий набор критериев и правил, в рамках которых это можно делать за российские рубли, в российской юрисдикции и т.д.

Если мы будем что-то легализовывать, это будет блокчейн, основанный на российских алгоритмах криптографии, шифрования. Мы не хотим строить такие серьезные отечественные системы на зарубежных алгоритмах. Во всех проектах в области цифровой экономики очень важно не пытаться избыточно ограничивать рамками законодательства то, что только зарождается. Мы решили, что нужно пойти по пути аккредитации и дать некоторым профессиональным организациям реализовать первые реальные проекты. Иначе мы получим технологическое отставание нашей страны. Поэтому мы говорим «да» блокчейну, но на отечественных технологиях криптографии. Криптовалютам, тем более как некоему средству платежа, — «нет», легализации зарубежных проектов, в частности биткоина и прочих, скорее всего, тоже «нет». Отдельный блок вопросов — это налогообложение в случае каких-то операций с этими товарами. Не хочу забегать в зону ответственности Министерства финансов, но какие-то определенные шаги предстоит сделать.

— Поддерживаете ли вы легализацию ICO (initial coin offering, первичный выпуск монет криптовалюты или токенов) как способа привлечения денег для стартапов?

— Здесь все время идет путаница в терминах. Даже не хочу комментировать, хорошо ICO или плохо. Я считаю, что в России мы должны определить правовые рамки для выпуска цифровых токенов. Их должны выпускать некие аккредитованные организации. Это не может быть самодеятельностью неограниченного числа лиц. Эти цифровые токены, наверное, нужно разрешить покупать за российские рубли. Вряд ли нужно разрешать какие-то валютные операции с ними — это противоречит сути нашего банковского законодательства. Смогут ли с помощью цифровых токенов привлекать средства наши технологичные стартапы? Если соблюсти те условия, о которых я сказал, — да.

«Пока нам не удалось систематизировать его финансирование»

— Вы довольны тем, что удалось сделать за шесть лет на посту главы Минкомсвязи?

— Оценку должны дать граждане страны, президент и правительство. С точки зрения всех ключевых показателей считаю, что мы добились впечатляющих результатов. Про связь я уже говорил. Главный наш результат — это значительный рост числа пользователей интернета. Существенно увеличилось использование мобильного интернета. Это очень важно для перехода на цифровую экономику. Благодаря мощной инфраструктуре у нас быстро развивается мобильный банкинг, онлайн-сервисы такси. Впервые в масштабах страны стали действительно заниматься вопросами подключения к интернету малых населенных пунктов. В 2012 году самым крупным городом без наземной линии интернета был Якутск, где проживают 300 тыс. человек. Сегодня без интернета остается Анадырь — столица Чукотского автономного округа, где живут свыше 15 тыс. населения. К высокоскоростному интернету за шесть лет мы подключили Магадан, Камчатку, Сахалин, Норильск, крупные населенные пункты Якутии. Считаю, что это настоящие победы связистов.

Удалось достаточно серьезно приступить к реформе «Почты России». В январе 2018 года Джек Ма, руководитель Alibaba, мирового лидера в сфере электронной коммерции, выступая на одной из сессий Всемирного экономического форума в Давосе, вспомнил, как пять лет назад, когда они стали отправлять по 80 тыс. посылок в Россию в день, «Почта России» перестала работать, сломалась. Он использовал английский термин — crashed. «Почта России» тогда действительно «сломалась». В наших международных аэропортах лежали горы посылок. Логистическая система оказалась полностью не готова. За счет быстро проведенных реформ сегодня все работает, несмотря на то что мы получаем миллион посылок в день. Количество посылок выросло почти в 15 раз, при этом они успешно обрабатываются без каких-либо задержек. Конечно, много еще предстоит сделать: отремонтировать отделения, продолжать повышать заработную плату сотрудникам, развивать систему логистических центров и т.д. Но все-таки колоссальные изменения уже произошли.

Наша страна узнала, что такое электронные госуслуги. Ими пользуются более половины граждан. Президент поставил задачу довести этот показатель до 70%, мы выполним ее в этом году.

В этом году мы завершаем программу перехода на цифровое телевидение. Много сделано и с точки зрения информационной безопасности. Мы регулярно проводим учения по устойчивости российского сегмента интернета (последние подобные учения проводились в декабре 2017 года, проверялись сети мобильной связи, возможность перехвата звонков и подмены текста СМС злоумышленниками). Но самое главное с точки зрения глобальных, даже политических решений — это государственная поддержка цифровой экономики.

— Что не удалось сделать?

— Хотелось бы, чтобы все процессы происходили с более высокой скоростью. Но в нашей работе есть и объективные бюджетные ограничения. К примеру, отрасль информационных технологий не получает субсидии из бюджета. Считаю это своей личной недоработкой. Мы продолжаем отстаивать позицию, что необходимо поддерживать разработку системного программного обеспечения и других направлений, даже создали фонд развития информационных технологий. Правда, пока нам не удалось систематизировать его финансирование. С другой стороны, мы видим, что в рамках программы «Цифровая экономика» приняты серьезные решения.

Восемь фактов о Николае Никифорове

24 июня 1982 года родился в Казани.

В 2004 году окончил экономический факультет Казанского государственного университета.

В 2001–2005 годах работал заместителем директора компании «Казанский портал».

В 2004–2005 годах — заместитель гендиректора «Современные интернет технологии».

С августа 2005 года — советник премьер-министра Республики Татарстан по информационным технологиям.

В 2006–2010 годах — гендиректор Центра информационных технологий Татарстана.

С 22 апреля 2010 года — заместитель премьер-министра, министр информатизации и связи Татарстана.

21 мая 2012 года назначен на должность министра связи и массовых коммуникаций.

Кирилл ТОКАРЕВ, Анна БАЛАШОВА