Российская газета: Зачем нам ВТО

Россия выиграла сразу два спора во Всемирной торговой организации. Это случилось впервые за шесть лет членства нашей страны в этом клубе.

Что это для нас значит, какие перспективы открывает, чем может закончиться противостояние с США, которые вынудили Россию ввести пошлины на американские товары, и кому нужны торговые войны между странами — об этом в интервью "Российской газете" рассказала заместитель директора департамента торговых переговоров Минэкономразвития России Екатерина Майорова.

Екатерина Евгеньевна, с момента присоединения России к ВТО прошло шесть лет. Оправдались ли надежды, которые у нас были при вступлении в организацию?

Екатерина Майорова: Надежда — не лучший инструмент в переговорах такого значения. В них мы руководствовались расчетами. И расчеты практически полностью оправдались. Например, сценарии апокалипсиса, о которых любили говорить некоторые деятели, не оправдались. Мы не видим ни одного примера катастрофических или тяжелых последствий для какой-либо отрасли от вступления России в ВТО. В сельском хозяйстве у нас рост за пять лет после присоединения был более 12 процентов, в промышленности — более 3 процентов.

Выигрыш по первому иску против Украины может повлиять на исход аналогичного спора России с Евросоюзом

Более того, у нас до сих пор большое количество неиспользованных возможностей для защиты рынка. Мы до сих пор не выбираем весь резерв, который предусмотрен нашими тарифными обязательствами. У нас единый таможенный тариф, который применяется в Таможенном союзе, и который основан на российских обязательствах, по двум тысячам позиций по-прежнему ниже российских обязательств. У нас еще есть возможности для повышения, и — более того — есть возможности пересмотреть свои обязательства в случае, если мы, предположим, где-то ошиблись, согласовывая параметры и условия присоединения. Этот резерв сейчас не используется, потому что излишний протекционизм вреден.

Общие показатели нашего развития свидетельствуют о том, что стратегически все было сделано правильно.

Первый выигрыш сразу в двух спорах открывает для России какие-то дальнейшие возможности?

Екатерина Майорова: Выигрыш по первому иску по энергокорректировкам определенно открывает: этот иск для России системный и очень важный. Формально он был подан против Украины, но с учетом того, что законодательство этой страны было полностью скопировано с законодательства Европейского союза, победа в этом споре может повлиять на исход аналогичного разбирательства России с ЕС. Спор с ЕС мы немного притормозили, так как ждали результатов украинского спора, где события развивались динамичнее.

Какими теперь будут действия России по этому спору с Евросоюзом?

Екатерина Майорова: В сентябре мы реанимируем судебную процедуру, попросим гендиректора ВТО сформировать панель арбитров, дадим наше первое письменное представление и затем пойдем дальше уже по графику, который будет утвержден арбитрами.

У нас есть шансы победить?

Екатерина Майорова: В споре с Украиной мы добились действительно хорошего результата. Нам будет на что опереться в разбирательстве с Евросоюзом. Надеемся, конечно, на такое же решение.

То, что Россия наконец начала выигрывать споры в ВТО, добавляет нашей стране имиджевых очков?

Екатерина Майорова:Имидж страны в ВТО, скорее, зависит от того, что страна делает внутри организации, как она участвует в переговорах, чем эти переговоры заканчиваются. Экономически нам намного важнее было добиться, например, запрета на экспортные субсидии в торговле продовольствием, так как этот запрет открывает новые возможности для сотен российских компаний. В спорах обычно решаются более узкие проблемы. Единственное, что нас, наверное, отличает от присоединившихся к ВТО стран, это то, что мы быстрее начали пользоваться этим инструментом.

Обычно новым членам ВТО дается некий — на сленге организации — "медовый месяц". Это время, в течение которого недавно присоединившуюся страну другие участники ВТО стараются не таскать по судам. Даже несмотря на наличие большого числа недочетов или даже прямых нарушений. И присоединившаяся страна тоже, как правило, не начинает сразу судебные разбирательства. Адаптируется.

"Медовый месяц" обычно бывает достаточно продолжительным. У нас он продлился меньше года, потому что против России сразу начались споры. И мы тоже достаточно быстро собрались с силами и начали оспаривать практики, которые давно были для нас очень серьезными раздражителями во взаимоотношениях с основными торговыми партнерами.

В скольких спорах в ВТО участвовала Россия за прошедшие шесть лет в качестве ответчика и в качестве истца?

Екатерина Майорова: У нас шесть споров, где мы выступаем истцами. В восьми спорах Россия — ответчик. При этом из этих восьми два спора по утилизационному сбору сейчас фактически заморожены, поскольку мы изменили нашу практику и наше законодательство в этой сфере. Еще три спора Россия проиграла. Но одно из этих разбирательств я бы все-таки не стала однозначно оценивать как проигрыш, потому что результат нас не разочаровал.

О каком споре речь?

Екатерина Майорова: По поводу антидемпинговых пошлин на импорт легких коммерческих автомобилей из Италии и Германии. Этот спор, как я сказала, был нами проигран, но, во-первых, существенная часть аргументов ЕС в отношении действий нашего органа антидемпинговых расследований — а им является сейчас Евразийская экономическая комиссия — не была поддержана арбитрами. Это значит, что коллеги из соответствующего подразделения ЕЭК сработали профессионально, и на них можно положиться. И, кроме того, решение по спору как раз совпало по времени с завершением срока действия самой антидемпинговой меры.

Пятого августа вступили в силу новые ставки импортных пошлин, которые Россия ввела на ряд американских товаров в ответ на повышение США пошлин на отечественные сталь и алюминий. В списке некоторые виды строительно-дорожной техники, нефтегазового оборудования, инструменты для обработки металлов и для бурения скальных пород, а также оптоволокно. Почему для ответных мер были взяты именно эти позиции?

Екатерина Майорова: Мы начали с определения объема ответных мер, которые мы имели право ввести немедленно без санкции ВТО, чтобы компенсировать потери от повышения пошлин США. Получалась сумма в 86,7 миллиона долларов. Эта сумма, которые наши экспортеры будут дополнительно уплачивать для того, чтобы ввезти свои товары в США.

Выбор товаров для наших компенсирующих ущерб пошлин сам по себе стал непростой задачей. Нам нужен был концентрированный, заметный ответ, а не чисто символическое повышение пошлин, которое было бы "размазано" по широкой номенклатуре товаров. Выбирая товары, мы, естественно, руководствовались принципом, чтобы наши ответные меры не нанесли вреда внутреннему рынку, то есть чтобы импорт из Соединенных Штатов можно было легко заместить либо аналогичными отечественными товарами, либо импортом из других стран.

Кроме того, позиции должны были быть четко определены, чтобы не было возможности обхода повышенных пошлин, например, через другие товарные коды — товары со сходными характеристиками. Это были два базовых критерия. Я думаю, они полностью отработаны.

Замещение будет за счет отечественных товаров или импортных?

Екатерина Майорова: Импортных тоже. Но для отечественных производителей в любом случае создаются благоприятные условия.

Для расширения ответных мер России требуется решение Всемирной торговой организации о несоответствии американских мер правилам ВТО либо победа в споре с США. Каковы наши шансы на выигрыш в этом споре?

Екатерина Майорова: Ситуация очень непредсказуемая. Спор против Соединенных Штатов начали сразу несколько стран, поэтому, я думаю, это в конечном счете может вылиться в коллективный иск.

Россия активно выступает за реформу ВТО. Что именно нуждается в реформировании?

Екатерина Майорова: Одно из направлений реформы, как мы себе ее видим, это адаптация действующих правил ВТО к реалиям современной мировой торговли, к ее особенностям. Необходимо договориться об общих правилах игры в тех сферах, которые пока не регулируются ВТО. Например, электронная коммерция, инвестиции, деятельность малых и средних предприятий.

Для нас очень болезненным вопросом сейчас является также эффективность механизма разрешения споров и односторонние действия, которые США предпринимают для того, чтобы, по сути, заблокировать работу апелляционного органа ВТО.

Каким образом они это делают?

Екатерина Майорова:Блокируют назначение членов апелляционного органа. Вообще в нем должно быть 7 участников. Для того чтобы рассмотреть один кейс, одно дело, необходимо 3 участника. Последствием политики, которую уже не первый год проводят Соединенные Штаты, стало то, что сейчас в апелляционном органе фактически работают 3 человека. То есть апелляционный орган функционирует фактически на пределе возможностей.

В следующем году полномочия некоторых оставшихся участников истекут, и апелляционный орган просто будет неспособен осуществлять свои функции. Таким образом, со следующего года ни один спор ВТО не сможет быть доведен до логического конца.

Какой из этой ситуации может быть выход?

Екатерина Майорова: Одно из решений вопроса — формирование, по сути, параллельного апелляционного органа для ограниченного числа участников. Грубо говоря, Соединенные Штаты останутся за бортом этой истории, а остальные подпишут соглашение и будут работать с новым апелляционным органом. В практике ВТО есть примеры подписания соглашений с ограниченным числом участников. Так что такой исход дела кажется многим вполне вероятным. Но это крайняя мера. Все члены ВТО надеются, что США пересмотрят свою позицию. Ведь они тоже клиенты системы разрешения споров.

У России в ВТО есть союзники — страны, с которыми мы кооперируемся для решения тех или иных вопросов?

Екатерина Майорова: ВТО — это организация, в которой все базовые решения принимаются консенсусом, это основной принцип. Это и хорошо, и плохо. Плохо потому, что сложно найти консенсус среди 164 членов, у которых иногда диаметрально противоположные интересы. Хорошо потому, что это — страховка для тех стран, которые не имеют доминирующей доли в мировой торговле и, соответственно, не могут в силу этих обстоятельств влиять на процесс принятия решения. Так что ни одно решение ВТО не может быть принято, если у тебя нет союзников. Если ты хочешь провести какое-то решение в этой организации, нужно формировать группу поддержки и дальше вместе с союзниками работать на ее расширение.

Конечно, у нас есть союзники. В любом вопросе мы стараемся действовать в рамках коалиции, но они всегда разные в зависимости от вопроса.

Есть ли тренд на снижение влияния ВТО на фоне торговых войн между странами и обмена санкциями?

Екатерина Майорова: По сути, торговая война развязана сейчас только одним членом ВТО. Эта страна занимает около 13 процентов в мировом импорте. Тем не менее страны, на которые приходятся оставшиеся 87 процентов, по-прежнему считают, что ВТО — это единственная универсальная система правил и единственная универсальная организация, обладающая инструментами и механизмами для того, чтобы принуждать ее членов выполнять взятые на себя обязательства.

Пока вся история развития мировой торговли и даже нынешний ее поворот показывают, что торговые войны и хаос, которые возникают в связи с ними, все-таки ни к чему хорошему не ведут, и победителей в таких войнах не бывает. Я не думаю, что в средней, а тем более долгосрочной перспективе Соединенные Штаты выиграют от тех мер, которые они сейчас применяют.

Ответные пошлины на товары из США создают благоприятные условия для отечественных производителей

Как элемент попытки шантажа, попытки продавить решение это может дать краткосрочный эффект. Но в долгосрочном плане американские компании пострадают от тех же повышенных пошлин на сталь и алюминий — для них, совершенно очевидно, возрастут издержки производства. Я имею в виду компании, участвующие в производстве товаров более высокой добавленной стоимости, которые используют сталь и алюминий в производстве своей продукции. Пострадают и другие сектора, которые косвенным образом будут тоже затронуты последствиями торговой войны.

Соединенные Штаты достаточно бесцеремонно сейчас себя ведут и со своим крупнейшим торговым партнером Китаем, в отношении которого тоже были массовые нарушения тарифных обязательств со стороны США. За этими нарушениями последовали ответные меры китайцев. И здесь уже вовлеченным окажется значительно большее число производителей, значительно большее число секторов.

Юлия КРИВОШАПКО

Обошлись без пармезана

Ответному российскому эмбарго на продукты питания исполнилось четыре года. За это время производители получили дополнительные меры поддержки, а россияне распробовали отечественные продукты. Страна обзавелась собственными продовольственными брендами.

Продовольственное эмбарго президент страны ввел 6 августа 2014 года в ответ на антироссийские санкции. Под запрет попали свинина и говядина, птица, сыры и молочная продукция, орехи и фрукты, прочее продовольствие и сельхозпродукция из США, стран Евросоюза, Канады, Австралии и Норвегии.

Тогда россиян некоторые эксперты начали пугать дефицитом еды и разгулом продовольственной инфляции. Впечатлительные граждане даже повезли в чемоданах из-за рубежа испанский хамон и французский пармезан.

Больше всего от ответных мер пострадали, например, производители свинины из Германии, Дании и Канады. Туго пришлось польским производителям яблок и ягод. Импортеры пытались поставлять продукцию на российский рынок в обход запретов. С 2015 по 2017 год Россельхознадзор уничтожил более 26 тысяч тонн "санкционки". Больше всего было фруктов и овощей — почти 25 тысяч тонн, в основном яблоки из Польши и томаты из Турции, сообщает ведомство.

Поначалу нелегко пришлось и российским предприятиям. Когда ввели специальные экономические меры, многие утверждали, что российское производство колбас и сосисок остановится, так как много импортировалось свинины, практически неоткуда было взять сало — шпик, рассказывает руководитель исполкома Национальной мясной ассоциации Сергей Юшин. "Но производители очень быстро переориентировались на российских поставщиков и стали больше использовать мясо птицы", — говорит эксперт.

Подросли также цены на продовольствие. В аналитическом агентстве АКРА отметили, что средняя продовольственная корзина для россиян стала стоить в среднем на два-три процента больше к 2018 году. А вклад продэмбарго в ВВП составил минус 0,2 процентного пункта.

Российские колбасы ничем не уступают тем же самым итальянским или испанским

Однако никакого дефицита не случилось, некоторым секторам отечественного агропрома ответное эмбарго помогло нарастить производство.

"Продэмбарго, а также снижение курса рубля стало экономическим барьером на пути импорта в Россию. На внутреннем рынке окрылись новые возможности для производства молочной продукции", — говорит исполнительный директор Национального союза производителей молока Артем Белов.

Серьезно укрепили свои позиции российские производители сыров. Традиционные российские мягкие сыры, как, например, адыгейский, заняли свое место на полке в магазинах, отмечает эксперт. Увереннее стали чувствовать себя производители мясной продукции. "У нас есть своя продукция, например, тамбовский окорок, копчености. Наши сырокопченые и сыровяленые колбасы ничем не уступают тем же самым итальянским или испанским. Это просто другой вкус", — говорит Сергей Юшин.

На рынке овощей и фруктов ответное продэмбарго усилило действие введенных Россельхознадзором с 2013 года временных ограничений на ввоз зарубежной продукции. Сети активно продвигали на наш рынок зарубежные овощи, рассказывает исполнительный директор Картофельного союза Алексей Красильников. После введения ответных мер произошел поворот к отечественному производителю. Но и сами российские аграрии постарались, отмечает он. "Сельхозпроизводители вложили серьезные суммы в приобретение оборудования для первичной обработки овощей, их упаковки и предпродажной подготовки, — говорит Красильников.

Увеличению российского сельхозпроизводства также способствовали меры господдержки. В конечном итоге ответное эмбарго имело положительный эффект, но сейчас ситуация иная, отмечают эксперты. Необходимо выходить на международные рынки с готовой продукцией и повышать ее качество, чтобы уверенно конкурировать с зарубежными производителями, считают они.

Евгений ГАЙВА

"Запрещенка" как новый термин

Леонид Крысин, социолингвист, главный научный сотрудник Института русского языка РАН:

Русский язык — язык грамматической формы. В нем слова приспосабливаются друг к другу в высказывании. Зазвучавшая ныне "запрещёнка" в приспособлении к речи конкурирует с неологизмом "санкционка". И большой социолингвистический вопрос, чья возьмет? На первый взгляд, у "запрещёнки" шансов на врастание в русский язык больше: образовано от русского слова "запретить", а в советский период "запрещенка" означала элемент цензуры — запрет к публикации того или иного произведения.

"Санкционка" — мало того что лексическое новшество, которое внедряет экономическое сообщество, так оно еще и англицизм. От англицизмов в последние годы наступила усталость языка и его разборчивость языка в переваривании иностранных заимствований. И если заимствованное слово не может изменяться, то оно со временем уходит. Как, например, ебитда. Ebitda (англ.) — прибыль до выплаты процентов и налогов. Его носители — сообщество экономистов — приделывают слову окончания и предлоги, иронизируют над ним, а оно , если звучит, то "стыдно". Но живет в экономическом словаре. Как , "запрещенка" и "санкционка".

Есть два сценария жизни таких слов. Первый — их естественная смерть. Что, с точки зрения науки, идеальный способ развития русского языка. В этом смысле, если прогнозировать филологическую судьбу "запрещенки" и "санкционки", я бы сказал, что вряд ли эти слова выйдут за рамки экономического словаря. Все же причина их происхождения искусственная — санкции, а слова любят расти в естественных условиях, в которых "запрещенке" и "санкционке" места не просматривается.

Подготовил Владимир ЕМЕЛЬЯНЕНКО