Известия: Доллар про запас: в России наличными скопилось 80 млрд долларов

Почему правительство присвоило плану по дедолларизации экономики России статус «Для служебного пользования»? Коснутся ли эти меры валютных вкладов, оборота наличности? В чем гражданам стоит держать денежные накопления? На какие города могут повлиять засекреченные пункты правительственного плана и как он отразится на бизнесе? На эти вопросы на круглом столе «Известий» ответили ведущие экономические эксперты.

Способы давления

«Известия»: Когда люди слышат про дедолларизацию, никто не думает про расчеты между компаниями. Все воспринимают это как запрет использовать валюту и хранить в ней деньги.

Сергей Хестанов, доцент кафедры фондовых рынков и финансового инжиниринга факультета финансов и банковского дела РАНХиГС, советник по макроэкономике гендиректора «Открытие Брокер»: С одной стороны, цена вопроса не очень велика, с другой стороны, российский крупнейший банк потерял около уже около 2 млрд депозитов за два месяца — после запуска дискуссии о дедолларизации. Есть надежда, что их принесут обратно, когда паника схлынет, но в любом случае это не очень позитивно.

Несмотря на официальные лозунги, что принудительного обмена не будет, скорее всего, на валютные депозиты будет оказано некоторое давление. Вероятно, скорректируют нормы резервирования по валютным депозитам и кредитам, что дестимулирует банки их выдавать. Изменение норм резервирования — эффективный механизм, учитывая, что политика ЦБ довольно жесткая последние годы. У банков может просто пропасть интерес принимать валюту.

Внешняя дедолларизация — достаточно долгий путь. Если некоторых контрагентов мы можем сподвигнуть перезаключить контракты, то с некоторыми это либо не получится, либо придется давать ценовую премию для компенсации волатильности валютных курсов.

Если менять валюту контракта, нам придется заплатить как минимум за хеджирование валютного риска от 2 до 5%. В моменты шока это будет большая цена. Чтобы вторую сторону контракта сподвигнуть к дедолларизации, нужно будет ей заплатить крупную сумму.

Олег Вьюгин, профессор НИУ «Высшая школа экономики», член совета директоров Московской биржи: Думаю, что в свое время глава ВТБ Андрей Костин хотел сказать: «Не беспокойтесь, граждане, ваши деньги не пропадут. Если даже нас лишат возможности оперировать долларом, мы вам добавим рублей». Но граждане воспринимают это как сигнал, что они получат рубли не по рыночному курсу, а по специально созданному для этого случая.

Яков Миркин, профессор, доктор экономических наук, заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН: Розничная дедолларизация должна учитывать три важных аспекта. Первый — риски валютного кризиса, различного рода шоки. До сих пор при кризисах 1998-го, 2008-2009-го и в 2014-м власть удерживалась от ограничения валюты в стране, но никто не может дать гарантий, что этого не последует в будущем.

Второй момент — валютные вклады. Несмотря на выказывание первого вице-премьера, министра финансов господина Антона Силуанова о том, что валютные вклады не будут затронуты, это не означает, что государство как регулятор валютного рынка не будет оказывать давления на политику банков по ним. Например при помощи изменения процентов или комиссии.

Третий аспект — это наличные доллары и евро, которых накопилось много. В 2006–2010 годах казначейство США проводило исследование. Оказалось, что Россия вместе с Китаем и Аргентиной больше всех используют наличные доллары. Было объявлено, в России находится порядка $80 млрд.

Центробанк при этом не согласился с подобной цифрой. Еще по одной оценке, примерно половина этой суммы находится в Москве. Поскольку по статистике ЦБ, половина российских сделок с наличной валютой происходит именно здесь.

«Известия»: А что это означает?

Яков Миркин: Это значит, что неприятные меры в отношении наличных долларов затронули бы преимущественно крупнейшие города. Сфера обращения наличной валюты несет больше неопределенностей, нежели то, что относится к вкладам. В этом направлении риски ограничений могут быть больше, чем в сфере безналичного розничного оборота валюты.

Антон Табах, главный экономист рейтингового агентства «Эксперт РА»:Варианты по ограничению наличного оборота могут быть разные. Но для населения риски носят больше теоретический характер. Изменение гражданского оборота валюты требует большого количества усилий, так что в итоге это может оказаться невыгодным.

Что касается вкладов, риски есть скорее с американской стороны, но к ним активно готовятся. Последнее время правительство и ЦБ вели себя добросовестно, помогают и высокие цены на нефть, способствующие притоку валюты в страну. Но ситуация может очень быстро измениться, если поменяется конъюнктура.

Олег Вьюгин: Мотивация дедолларизации не в том, чтобы навредить населению, которое держит депозиты в долларах или наличные. Это реакция на то, что с помощью доллара российской экономике могут нанести вред. Наверное, план заключается в том, чтобы защититься или уменьшить ущерб, если вдруг что-нибудь запретят. При таком подходе депозиты в долларах и наличные населения никому не мешают.

Борьба за эмиссию

«Известия»: Вы уже сказали о защите экономики. А какие еще есть предпосылки для дедолларизации?

Яков Миркин: Эмиссия наличной валюты — это очень выгодно для экономики. Все страны борются за то, чтобы их валюта использовалась в международном обороте: еврозона, США. Когда половина 100- и 50-долларовых купюр обращаются не внутри США, то смысл этой операции — поставка бумаги, банкнот против реальных товаров.

Например, Китай борется за то, чтобы наличный юань был внедрен, потому что это приносит большую прибыль государству. В системе антисанкций могут возникнуть идеи ограничить наличный доллар, но не трогать евро. Похоже на то, как запрещаются к ввозу одни виды продовольствия, но не трогаются другие. Есть ли риски такого своеобразного импортозамещения? Да, есть.

Олег Вьюгин: Эмиссионный налог — это привилегия резервной валюты, но мир пока не хочет жить без резервной валюты. Надо учитывать, что внутри Евросоюза доллар почти не ходит. В международной торговле между Евросоюзом доллар забирает до 90%. Запретить можно, но это нанесет огромный ущерб бизнесу и гражданам.

«Известия»: Люди уже начали забирать свои валютные вклады. Банки к этому готовы?

Сергей Хестанов: Не так давно было замечено интересное явление, которого раньше не было. ЦБ накопил около 30 млрд наличной иностранной валюты, коммерческие банки накопили еще около 14 млрд, в основном доллары. Были довольно бурные дискуссии, что подвигло такие накопления сделать, потому что $30 млрд — это несколько рейсов больших грузовых самолетов. С учетом затрат на логистику дорогая операция.

Одна из гипотез, что ЦБ это сделал на случай валютной паники, натиска на банки, чтобы было чем вернуть валютные вклады. Это очень маловероятно, но, если предположить, что наши банки получат ограничение на движение доллара через корреспондентские счета зарубежных банков, возникает большая техническая проблема, как вернуть валютные вклады.

Принятую валюту банк не хранит в кассе. Возможна ситуация, когда у кредитной организации всё прекрасно, но она не имеет технической возможности перевести безналичные доллары оттуда, где они находятся: валютные облигации, валютный кредит, межбанковский счет. Якобы чтобы не вызвать шок расчета, по одной из версий, ЦБ и создал такие аномально большие запасы наличной иностранной валюты.

«Известия»: По закону банк имеет право вернуть в рублях валютный вклад?

Олег Вьюгин: Сам по себе банк не имеет права — это нарушение контракта, но если будет принято решение правительства, президент указ подпишет, то да. Мне кажется, что вся мотивация деятельности ЦБ и правительства в этой части как раз в том, чтобы минимизировать ущерб и избежать дестабилизации.

Предположим, запретят Сбербанку оперировать в долларах. Безусловно, люди побегут за вкладами, как только услышат об этом, а им их не выдают. Это может стать критическим событием внутри страны. Но в этой ситуации речь уже пойдет не об экономическом ущербе, а скорее об ущербе политической стабильности, которая у властей всегда была на первом месте.

Антон Табах: В каждой стране у главы ЦБ есть свой национальный «ночной кошмар». В Америке — повторение Великой депрессии. Любой глава ФРС вне зависимости от взглядов будет делать все, чтобы этого не было. В ЕЦБ, унаследованном от Бундесбанка, — страх инфляции. В Британии пунктик — выплаты по госдолгу, а у нас — стабильность банковской системы: любой ценой избежать толпы зомби-вкладчиков, бегущих в зомби-банк.

«Известия»: Были ли какие-нибудь в этом плане прецеденты?

Сергей Хестанов: Во время дефолта 1998 года было написано письмо ЦБ для служебного пользования, где было сказано, что необязательно погашать валютные обязательства перед внешними кредиторами. Тогда существовали валютные облигационные выпуски у правительства Москвы и у «Газпрома».

Эти две организации письмо проигнорировали и все обязательства выполнили. Сам факт наличия такого подхода говорит о том, что если будет на то соответствующая воля, принять решение, которое снимет внутри страны юридические риски с отдельных хозяйствующих субъектов, в том числе и с банков, вполне возможно.

Яков Миркин: Есть более свежий прецедент с валютными ипотечниками, когда решение принималось очень долго, ситуация была очень острая. Она так и не была в судебном порядке признана форс-мажором. В моем личном хранилище материалы дел, письма валютных ипотечников. Можно рекомендовать не брать на себя валютные обязательства, не собирать на себя валютные кредиты, потому что рубль демонстрирует длинный тренд к ослаблению. Граждане будут по-прежнему нести очень высокие риски.

«Известия»: А накопления?

Яков Миркин: Если вы принимаете решение часть своих активов держать в валютной форме, вы также должны оценивать и решать для себя, принимать или не принимать риск того, что в отношении наличной валюты будут приняты ограничения со стороны властей.

«Известия»: Насколько такие риски велики для евро?

Яков Миркин: Они чуть ниже, чем для доллара. Вариант замечательный: потоптаться на долларе и полностью оставить свободное обращение евро.

Антон Табах: На Кубе при Фиделе Кастро действовала модель, когда долларовые карты не принимались, только евровые, от иностранных туристов, а за обмен долларов брали дополнительную 10% комиссию.

«Известия»: Другие страны через это проходили? Есть ли успешные примеры дедолларизации?

Антон Табах: Все страны дедолларизовывались после периодов сильной инфляции. Рецепт один — стабилизация национальной валюты, рост экономики, привлекательность банковской системы. Посмотрите на Германию: две гиперинфляции в прошлом веке, крайне нестабильная банковская система, всё вокруг доллара. Прошло каких-то 40 лет, и из немецкой марки появился евро.

Олег Вьюгин: Другими словами, введение евро — дедолларизация внутри Европы, хотя внешняя торговля Европы во многом держится на долларе.

«Известия»: Сможет Россия в ближайшие 20–25 лет торговать с Европой в рублях?

Яков Миркин: Сможет, если мы перейдем к политике стимулирования роста, модернизации, повышения качества жизни. Если доля России в глобальном ВВП вместо сегодняшних 1,9% составит хотя бы 4–5%. И если мы сможем стабилизировать рубль и финансовый сектор в целом, создав вместо мелкой — большую финансовую машину.

Антон Табах: Это вопрос соразмерности, чтобы это было интересно. В приграничной торговле и с Китаем, и с сопряженными европейскими странами на наличном уровне рубль активно используют, но для компаний особого интереса пока нет.

Олег Вьюгин: В царские времена рубль в Европе принимался, хотя и не был широко распространенной валютой для международной торговли, потому что Россия поставляла сельхозпродукцию в Европу, объемы были достаточно большие, а рубль был твердый.

Антон Табах: Там применялись административные меры. В мемуарах Витте пишет, как он ограничивал спекуляции. В тот момент была другая ситуация — рубль был привязан к золотому стандарту.

Сценарии развития

«Известия»: Может ли в УК вернуться статья за незаконные валютные операции?

Олег Вьюгин: Для этого нужно пройти через большие потрясения, чтобы такое случилось.

Еще один пример — азиатский экономический кризис 1997 года. Южная Корея оказалась в серьезном долговом кризисе. Правительство призвало граждан сдавать валюту, но никто не заставлял.

Антон Табах: И люди сдавали и кольца, и золотые медали.

Яков Миркин: Вероятность сценария огосударствления и перехода ближе к административной экономике я оцениваю в 5–10%. Тогда мы увидим весь набор ограничений, связанных с валютным режимом, с обращением валюты, «граждане, сдавайте валюту».

Второй сценарий самый вероятный (50–60%): живем так же, как последнюю четверть века, но со слабым трендом к огосударствлению. А впереди финансовые шоки, потому что всё циклично и мы очень зависим от мировых цен на сырье, от спроса на него, от курса доллара к евро, от спекулятивных инвестиций на российский финансовый рынок. Всё это переменные с высокой сейсмикой.

Есть третий и четвертый сценарии — рост. При сценарии «позднего Франко», который создал государство развития, занимался экономической либерализацией и переходом к росту, в российском варианте можно спокойнее относиться к валютным накоплениям. Есть сценарий перехода к сверхбыстрому росту, «экономическому чуду», стимулированию внутреннего спроса, модернизации. Шанс крохотный — 5–10%. В этом случае валюта в руках населения будет себя чувствовать спокойнее, да и окажется особенно не нужна — мы всё больше будем любить рубль.

Сергей Хестанов: Я считаю, что на подходе очередной циклический кризис. Считайте просто годы. 1986–1987, 1997–1998, 2008-й, 2014-й. Между ними 6–12 лет. В районе 2020–2021 года по календарю пора наступить следующему кризису.

Антон Табах: Сложно спорить с глобальными сценариями. Есть ощущение, что следующий год будет очень непростым. Идеи запуска роста требуют совсем других мер. Как его будут перезапускать в сложившихся условиях — большой вопрос.

Олег Вьюгин: По приоритетам сегодняшней политики мы видим, что экономический рост для властей не является главным. Приоритеты — стабильность и противостояние внешним врагам. Поэтому мы накапливаем резервы, а не используем их для того, чтобы стимулировать экономический рост, делаем ставку на госпрограммы.

Если делать ставку на частный сектор, нужно допустить определенную либерализацию в политике, что, по мнению политиков, не будет способствовать целям правящей элиты. Отсюда повышение налогов, когда, казалось бы, этого можно не делать. Эти небольшие события, которые свидетельствуют о приоритетах политики. Чтобы придать ей гибкости, нужно пойти на очень серьезные шаги. А повышение НДС и изменения в пенсионном законодательстве к ним не относятся.

Совершенно секретно

«Известия»: Было объявлено, что план дедолларизации имеет гриф «Для служебного пользования» (ДСП), в СМИ его уже назвали секретным. С чем это связано?

Сергей Хестанов: Все меры, которые принимаются, направлены на накопление резервов, снижение бюджетных рисков. Трудно не увидеть неприятные параллели с поздним СССР. Снижение рисков — это хорошо, но усугубляет проблему низких темпов экономического роста. Из этого застоя, скорее всего, мы выйдем через очередной циклический кризис, даже если дело не дойдет до настоящих санкций. Какие тогда будут приниматься решения, сейчас спрогнозировать сложно.

Яков Миркин: Статус ДСП используется, возможно, потому, что планы дедолларизации содержат чувствительную информацию для валютного рынка, которая могла бы вызвать колебания курса рубля. И эта информация чувствительна для финансового сектора, который может начать менять свои балансы, структуру активов и пассивов.

Второе предположение: а нет ли там ограничений розницы. При всех обещаниях, когда они все-таки будут введены, вклады там не будут затронуты, но куски, связанные с наличной валютой, вдруг будут содержаться. Четких разъяснений на этот счет никто не давал.

Например, появляются обязательные сборы в пользу государства при покупке — продаже наличной валюты. Она совершенно свободна, но взимается по сути налог. И становится просто невыгодным ее покупать.

Олег Вьюгин: Если что и имеет смысл скрывать, так это меры или даже идеи, как организовать торговлю с некоторыми важными партнерами в условиях, когда часть банков не имеет возможности использовать долларовые корсчета.

«Известия»: Не является ли этот проект прологом для следующего проекта. Например, для выведения на рынок новой валюты или чего-то еще?

Олег Вьюгин: Напрашивается вариант создания аналога системы SWIFT на базе технологии распределенного реестра — децентрализованной системы расчетов. Страны-участники, которые заинтересованы рассчитываться во внешней торговле в криптовалюте, которая может быть разными способами конвертирована сначала в биткоин, потом в доллар, или сразу в доллар, в зависимости от того, будут ли американцы эти биржи преследовать.

Если Евросоюз присоединяется к такому проекту, потому что хочет торговать с Ираном, этот вариант уместен. Евросоюз, Россия, Иран и другие присоединившиеся. Это технически осуществимая вещь, она может быть осуществима, потому что имеет ресурс и потенциал существовать децентрализованно, то есть когда нет центра управления.

Яков Миркин: Мы ожидаем, что может появиться третья резервная валюта — мир напрашивается на это. Здесь нет никакой логики борьбы, только развития. Уже очевидно, что «центральная» резервная валюта — доллар США — одна не выдерживает объемов глобальной экономики. И двух валют недостаточно. Экономика мира — растущая, иерархичная система. Возникает иерархия валют, региональные валюты.

«Известия»: Это может быть новая валюта или одна из существующих?

Яков Миркин: В начале 1970-х годов этого ожидали от иены — она заглохла, сейчас ожидают от юаня, но у валюты, у которой есть администрируемый курс, шансы пока невелики. Если она, как и Китай в целом, станет более рыночной — тогда конечно. Есть попытки создать коллективную валюту в Азии, но признаков, что эти проекты реально осуществимы, пока нет.

Если предположить, что Китай продолжит движения рыночного свойства и отпустит юань в свободное плавание, с точки зрения будущего юаня как резервной валюты это было бы, наверное, хорошо, но такие преобразования могут нести высокие риски для экономики и финансовой системы Китая. Там сейчас финансовая «накачка», при переходе в более спокойное плаванье может обернуться кризисом.

«Известия»: Что нас может ждать в ближайшие 5 и 10 лет?

Яков Миркин: Мы по-прежнему находимся в точках разворота, под жестоким внешним давлением, в какой бы форме оно ни производилось: циклами, санкциями, влиянием торговых войн. Какой из четырех сценариев выберешь — то и будет. Первый — замораживание, второй — стагнация, третий — слабое шевеление, четвертый — рост.

Антон Табах: Относительно легко спрогнозировать глобальный тренд. В мировых расчетах роль доллара будет медленно снижаться. За последние два года он потерял около 1,5 п.п. в мировых расчетах — с 41 он опустился до 39,5, а доля евро выросла с 32 до 34, скорее всего, дальше будет похожая тенденция. Внутри страны можно стимулировать крупные компании номинировать экспортные контракты в евро. Определенные валютные риски это создаст, но они не столь велики.

Какова будет замена — вопрос дискуссионный, то есть пока скорее евро, потом, может быть, увидим что-то новое на временном отрезке в 10 лет.

Яков Миркин: К концу 2020-х годов мы должны увидеть меньшую долю доллара в глобальном финансовом обороте, так же как и меньшую долю экономики США. Это естественный ход событий.

Олег Вьюгин: В течение 10 лет доллар будет оставаться основной валютой для международных расчетов и инвестиций. Есть совершенно непредсказуемый сценарий — сильная политическая конфронтация, не с Россией, а вообще в мире. США — Китай, Саудовская Аравия — Средний Восток.

Из-за сильного политического напряжения могут сложиться небольшие региональные системы расчетов, очень неустойчивые, невыгодные для экономики, но зато политически защищенные от конфронтационных действий.

Отказываемся от соглашения по ракетам средней дальности, причем специалисты говорят, что дело не в России — США идею продвигают из-за Китая. Когда мировая война, резервных валют нет, а есть золото или бартер. Жестко выглядит, но определенное обострение может привести к отказу от доллара. Если все будет мирно, зачем отказываться от доллара?

Сергей Хестанов: Доллар потратил около 45 лет, чтобы занять роль ведущей резервной валюты, вытеснив фунт стерлингов. Даже если предположить, что все ускорилось вдвое, в любом случае лет 20–25 за судьбу доллара можно сильно не переживать. А до 2020–2021 годов, скорее всего, будет развиваться инерционный сценарий.

Елена ЛОРИЯ, Елена ЛАДИЛОВА, Валерия НОДЕЛЬМАН, Екатерина ВЕТО