Газета.ru: Россия угодила в ловушку: как будем выбираться

Советские люди прославились на весь мир своим оптимизмом — жили ради «светлого будущего». А современная Россия попала в «ловушку пессимизма». Почему это произошло и как оттуда выбраться «Газете.Ru» объяснил Евсей Гурвич, руководитель Экономической экспертной группы, член Экономического совета при президенте РФ.

Когда отваливается спрос

— Что значит, пессимизм, с точки зрения экономиста? Почему это именно ловушка?

— Ловушка – это значит, попасть туда легко, а выйти из нее трудно. Что я имею в виду? Сейчас у всех участников экономики, у инвесторов, у предпринимателей, у иностранных инвесторов довольно низкие ожидания роста в российской экономике. Если не ожидается бурного роста, как это было в середине 2000-х годов, то нет и смысла, нет стимулов инвестировать. Инвестировать нужно для удовлетворения будущего дополнительного спроса. Если его нет, то зачем тогда инвестировать? Если нет инвестиций, то нет будущего роста. Соответственно, круг замыкается.

Это то, что экономисты называют самосбывающиеся ожидания, предположения.

Сейчас в мире появилось сразу несколько работ достаточно известных, авторитетных экономистов, которые количественно эконометрически показали, что пессимистические ожидания и низкие прогнозные показатели роста приводят к низкому развитию. Такая вот ловушка.

Еще один аспект состоит в том, что мы видели в прошлом году: несколько крушений банков и компаний, которые действовали на основе оптимистических ожиданий. Это «Бинбанк», «Вим-авиа», до этого — «Трансаэро». Все они проводили агрессивную политику. Одни арендовали все новые самолеты, скупали компании, выдавали кредиты, в расчете на то, что экономика скоро опять начнет расти. Если бы она, действительно, начала активно расти, их расчеты оправдались бы, и они отбили бы свои инвестиции. Но…

— Быстрого отскока не произошло…

— Быстрого отскока цен на нефть не произошло. Поэтому не произошло быстрого восстановления роста экономики. И поэтому, соответственно, все они потерпели неудачу.

А это сигнал для остальных компаний и банков о том, что основывать свою бизнес-стратегию на оптимистических ожиданиях сегодня опасно, это не работает. Соответственно, бизнес сейчас пересматривают свои стратегии, в сторону более осторожной, аккуратной тактики.

И результатом этого стало то, что с середины 2017 года практически прекратился рост инвестиций. Затем, соответственно, прекратился рост производства. То есть, уже с середины 2017-го экономика перешла в состояние стагнации.

— Вы хорошо обрисовали ситуацию в корпоративном, финансовом секторе, с точки зрения пессимизма-оптимизма. А потребители, граждане тоже в этой ловушке оказались сейчас?

— Граждане пока не полностью адаптировались к новым реалиям. Но они завершают адаптацию. Граждане испытывали оптимизм. Но они в основном тратят на текущее потребление, а не на инвестиции. Поэтому для граждан не так существенно, их ожидания оптимистические или пессимистические.

— Вернемся к бизнесу. В чем конкретно проявляется пессимизм? Кроме пересмотра стратегий?

— Бизнес сейчас очень неохотно обращается за кредитами к банкам. Поскольку не видит перспективных проектов, в которые имело бы смысл инвестировать. Соответственно, банки не могут развивать свой бизнес. Строительство и торговля были локомотивами роста, самыми динамично развивающимися секторами в предыдущий период. Сейчас, если нет спроса на инвестиции, а у граждан гораздо меньше возможностей для покупки жилья, сокращается спрос.

Кроме того, когда растет динамично экономика или какой-то сектор, например, сектор жилья, то возникает инвестиционный спрос, то есть, жилье покупают на перепродажу, под будущий рост цен. Если таких ожиданий нет, эта часть спроса отваливается. Соответственно, стагнация закрепляется, усиливается.

— Что делать?

— Осваивать новую модель роста. Вместо той, которая обеспечивала быстрый рост в 2000-е годы и была основана на динамичном расширении спроса. В то время не так актуальна была задача повышения эффективности, производительности. Рост расширяется, нужно просто больше выпустить продукции, можно при тех же, можно даже при больших затратах, поскольку рынок все это «съедал».

Сейчас, когда нет расширения спроса, нужно инвестировать в снижение издержек, в повышение качества, в освоение новой продукции. То есть, рост должен стать интенсивным, а не экстенсивным.

— Выполнимая задача? Доходы потребителей падают, а качество продукции должно вырасти. Но качественная продукция не может стоить дешево. Кто ее будет покупать-то вообще?

— Нужно либо такую же продукцию производить дешевле, либо более сложную и качественную продукцию, с такими же издержками, как сейчас у нынешней продукции. Иначе невозможно угнаться за остальными странами. Успешные страны так и развиваются.

За «железным занавесом» расцвело село

— Есть отрасли, которые не попали в ловушку пессимизма?

— Самая успешная отрасль сейчас – это сельское хозяйство. Она выиграла, во-первых, от девальвации рубля, из-за падения цен на нефть. Во-вторых, от контрсакций она получила двойной выигрыш.

— Выиграла благодаря заградительным мерам со стороны России?

— Сельское хозяйство и без этого развивалось бы. Еще химическое производство получило выигрыш в конкурентоспособности на внешних рынках. Но не так уж и много успешных отраслей сейчас. Именно поэтому в целом, рост ВВП, не такой высокий, как хотелось бы.

— Эксперты приходят к мнению, что санкции и контрсанкции – этот фактор уже фактически отыгран российской экономикой. Согласны?

— От санкций и контрсанкций, вообще, кроме сельского хозяйства, никто не выиграл. Мы, наоборот, проиграли от этого всего. С точки зрения производителей, выиграло сельское хозяйство, а потребители проиграли. Можно говорить о некотором выигрыше от падения цен на нефть, то есть, ослабился рубль, в основном, из-за падения цен на нефть, а не из-за санкций. Но действительно, это, скорее, разовый эффект. Поэтому я и говорю, что нам нужно все-таки новую модель роста осваивать, а не рассчитывать просто на дешевый рубль.

— А что значит, «потребитель проиграл»? В качестве товаров?

— Да, и в ассортименте.

Трясти будет долго, до 2030 года

— Долго ли нас будет трясти? Что будет в перспективе, скажем, ближайших шести лет, связанных с очередным президентским сроком?

— Сейчас, если и есть факторы нестабильности, то они связаны с внешней средой. Ну, например, скоро могут объявить новый раунд санкций со стороны США. Возможно, там и не будет ничего такого уж очень существенного. А может быть, будет. Неопределенность возникает.

Зато цены на нефть относительно стабильны будут. То есть, по прогнозу Всемирного Банка, к 2030 году они будут, если отвлечься от инфляции доллара, примерно такие же, как сейчас. Могут быть, конечно, отклонения, но, в целом, стабильность предсказывает Всемирный банк. И внутри тоже всё стабильно.

Мне кажется, что у нас проблема не в том, что нас слишком трясет, а в том, что, наоборот, мы слишком статичны.

Нет, не видно каких-то драйверов, двигателя, который нас куда-то может везти. Нам, скорее, угрожает то, что мы за шесть лет никуда не сдвинемся.

— Всемирный Банк, другие международные финансовые институты… Их прогнозы достаточно точны?

— Не всегда. Прежде всего, потому, что никто не умеет хорошо предсказывать цены на нефть. А Россия и раньше, и сейчас очень сильно зависит от цен на нефть. Того взлета цен на нефть, который был в 2000-е годы, никто не ожидал. У нас в среднем за 90-е годы цена на нефть составляла $17 за баррель, а в 2011-2013 годах это было больше $110. Рост почти в семь раз.

Кто знал, что будет быстрый рост экономики, быстрый рост доходов. Этого никто не предсказывал. Но сейчас, когда не ожидается рост цен на нефть, сложился почти полный консенсус и внутренних, и внешних экспертов. Все предсказывают нам рост, на уровне 1-2% ВВП, если не будет каких-то сверхактивных реформ.

— Ваш прогноз по ВВП…

— В этом году мы ожидаем, что рост будет примерно как в 2017-м, между 1,5-2%. И инфляцию мы ожидаем чуть повыше, чем в прошлом году, но ниже, чем целевой показатель ЦБ, то есть, примерно 3,7%.

В последующие годы как будет развиваться экономика – будет зависеть от того, какую политику будет проводить новое правительство, какую программу экономическую объявит победитель президентских выборов.

Все независмы, но все ограничены

— От правительства в России разве многое зависит, они у нас все техническими были в последние годы…?

— Не совсем так. Я думаю, что и правительство, и ЦБ имеют очень большие возможности для обеспечения макроэкономической стабильности. Была сессия на Гайдаровском форуме, где мы обсуждали денежно-кредитную политику. И я высказал мнение, что наш ЦБ стал по-настоящему независимым. А это считается одним из главных критериев, предпосылок эффективности Центрального банка.

— Вообще-то, в соответсттвии с законом о Банке России, ЦБ и должен быть независимым от исполнительной власти...

— По закону да, во всем мире они независимы. Но реально бывает по-разному. И у нас ЦБ тоже всегда был независимый. Но степень этой независимости бывала иногда ограничена. Иногда сам Центральный банк проявлял готовность с кем-то координировать свою политику.

— Сейчас эта степень независимости выше, в последние годы?

— Думаю, что она выше, чем до сих пор была в России.

— С чего это вдруг?

— Отчасти потому, что это приоритет для нынешнего руководства ЦБ. Я думаю, отчасти потому, что мы испытали шок, когда упали цены на нефть. Был всплеск инфляции, была дестабилизация на валютном рынке. И более сложные, чем в предыдущие годы, задачи встали перед Центральным банком. Соответственно, под решение более сложных задач нужны большие полномочия.

Я думаю, что ЦБ получил карт-бланш на проведение той политики, которую считает нужной. И мы видим результат, они очень быстро стабилизировали цены, снизили инфляцию до 2,5%, до беспрецедентного уровня. Сейчас достаточно стабилен и валютный рынок, снизился отток капитала.

Но ЦБ не все может сделать из того, что хотел бы. Наверное, ЦБ хотел бы уменьшить, скажем, регулирование бизнеса, повысить защищенность собственности, снизить долю госсектора в экономике.

— Придут ли в правительство в мае новые люди, о которых мы, может быть, мало что знаем?

— Нет, не думаю, что появятся какие-то новые люди.

Но в правительстве могут быть перестановки известных нам людей.

Россия между Северной и Южной Кореями

— Гайдаровский форум в этом году детально исследовал такую тему: на экономику очень сильно стали в последнее время влиять не совсем экономические факторы. Конечно, сохраняется традиционное влияние денежно-кредитной политики, инвестиции, качество бизнес-среды…Но общечеловеческие ценности начинают сильнее влиять на стимулирование экономического роста. Вы разделяете такую точку зрения?

— Конечно, это было всегда. Гуманитарные ценности определяют, в конечном счете, почему одни общества способны быстро провести модернизацию, а другие веками ее откладывают, и так и не проводят.

Хотя в пределах одних и тех же общечеловеческих ценностей можно получать совершенно разные экономические результаты. Я думаю, что изначально у Северной Кореи и у Южной Кореи были одни и те же ценности, поскольку это один народ. Но, в рамках одних и тех же ценностей, они получили диаметрально противоположный результат. В силу того, что там были разные политические и экономические системы.

Я думаю, что нам в России нужно думать, как в рамках имеющихся ценностей, их использовать, чтобы больше быть похожим на Южную Корею, чем на Северную.

— Россия попала в ловушку пессимизма, а поводы для оптимизма, для амбициозных планов возможны сейчас?

— Выборы президентское и новое правительство – это всегда окно возможностей.

— Возможность для оптимистов?

— Это окно возможностей для всех. Возможность для того, чтобы начать активные реформы, ускорить рост. А этой возможностью мы можем не воспользоваться.

Если будем считать, что главное – это сохранять стабильность, тогда мы сами себя обречем на застой, который будет продолжаться не один год.

— Встретимся в конце года и посмотрим, ваш прогноз сбудется или нет.

— Моя оценка, что мы частично воспользуемся окном возможностей. Но меньше, чем нужно для того, чтобы действительно достичь уровня мирового ВВП в 3,5%. Сейчас наш потенциал роста, я считаю, где-то 1,5%. Если ничего не делать, по инерции развиваться, то он будет снижаться до 1%.

Я думаю, что мы проведем некоторые реформы и повысим свой рост, если повезет, до 2,5%. Будем проводить относительные безболезненные реформы. Или те реформы, без которых уже совсем невозможно дальше жить, то есть, минимальные. Ну, вот, как в квартире, если где-то уже может стена обвалиться, то мы ее укрепим, евроремонт косметический сделаем. Но не думаю, что мы решимся на серьезные, радикальные реформы, к сожалению.

— То есть, половинчатость будет? Пессимизм-оптимизм, 50 на 50?

— В жизни так обычно и бывает.

Рустем ФАЛЯХОВ